Неточные совпадения
Так же верил и дьячок и еще тверже, чем
священник, потому что совсем забыл сущность догматов этой веры, а знал только, что за теплоту, за поминание, за часы, за молебен
простой и за молебен с акафистом, за всё есть определенная цена, которую настоящие христиане охотно платят, и потому выкрикивал свои: «помилось, помилось», и пел, и читал, что положено, с такой же спокойной уверенностью в необходимости этого, с какой люди продают дрова, муку, картофель.
Возникал тяжелый вопрос: в
священнике для нас уже не было святыни, и обратить вынужденную исповедь в
простую формальность вроде ответа на уроке не казалось трудным. Но как же быть с причастием? К этому обряду мы относились хотя и не без сомнений, но с уважением, и нам было больно осквернить его ложью. Между тем не подойти с другими — значило обратить внимание инспектора и надзирателей. Мы решили, однако, пойти на серьезный риск. Это была своеобразная дань недавней святыне…
Тяжеловато было Александрову оставаться с батюшкой Михаилом.
Священник обнял мальчика, и долгое время они ходили туда и назад по паперти. Отец Михаил говорил
простые, но емкие слова.
Одеяния священнослужителей казались ему грубыми, досадно-пестрыми тряпками, — и когда он глядел на облаченного
священника, он злобился, и хотелось ему изорвать ризы, изломать сосуды. Церковные обряды и таинства представлялись ему злым колдовством, направленным к порабощению
простого народа.
Крискент — низенький, юркий старичок, с жиденькими косицами и тоненьким разбитым тенорком, — принадлежал к симпатичнейшим представителям того типа батюшек, который специально выработался на уральских горных заводах, где
священники обеспечены известным жалованьем, а потом вращаются в более развитой среде, чем
простые деревенские попы.
Дознано было, что отец и старший сын часто ездят по окрестным деревням, подговаривая мужиков сеять лён. В одну из таких поездок на Илью Артамонова напали беглые солдаты, он убил одного из них кистенём, двухфунтовой гирей, привязанной к сыромятному ремню, другому проломил голову, третий убежал. Исправник похвалил Артамонова за это, а молодой
священник бедного Ильинского прихода наложил эпитимью за убийство — сорок ночей
простоять в церкви на молитве.
Для него заговор — не рецепт, а заповедь, не догматический, и положительный совет врача, проповедника,
священника, а таинственное указание самой природы как поступать, чтобы достигнуть цели; это желание достигать не так назойливо, серо и торопливо, как наше желание вылечиться от зубной боли, от жабы, от ячменя; для
простого человека оно торжественно, ярко и очистительно; это — обрядовое желание; для нас — болезнь и всякая житейская практика играют служебную роль; для
простой души священны — и самый процесс лечения, и заботы об урожае, и о печении хлеба, и о рыбной ловле.
Наконец, Шатов, как бы опомнившись, вынул из бокового кармана маленький сафьянный футляр, достал из него
простое золотое колечко, посмотрел на него с умилением и тихим голосом, в котором слышно было глубокое внутреннее чувство, просил Наташу надеть; но Варвара Михайловна сильно воспротивилась такому обручению запросто, находя неприличным, и утвердительно сказала, что обручение может совершиться завтра обыкновенным, всеми принятым порядком, помолясь богу, при чтении святых молитв и с благословения
священника.
Священник. Да я думаю, в
простом смысле.
Отец Александр тогда был, Крестовоздвиженской прозывался,
священник из
простых, непоучный, а жизни хорошей и смирной.
— Слезы блудницы, Щедре, и аз предлагаю: очисти мя, спасе, благоутробием твоим! — кротким, старчески
простым голосом выговаривал маленький
священник.
Офицеры гвардии и отставные солдаты, чиновники, пажи, гимназисты и студенты, лицеисты и правоведы, денди в изящнейших пальто, с пенсне на носу, и пролетарии с Сенной площади,
священники, негоцианты, капиталисты и нищие, лица заслуженные и
простые работники, баре и мещане, — словом, все, кто только мог, посильно помогали делу; карабкались на подмостки пожарных машин и, облитые потоками грязной воды, обсыпанные пеплом, под дождем сыплющихся искр и углей, усердно качали и качали воду, опустошая на всех пунктах целые сотни бочек.
— Бог милосерд, — продолжал
священник, когда она успокоилась немного. — Я вам доложу, в моем приходе был один больной, много хуже Марьи Дмитриевны, и что же,
простой мещанин травами вылечил в короткое время. И даже мещанин этот самый теперь в Москве. Я говорил Василью Дмитриевичу — можно бы испытать. По крайности утешенье для больной бы было. Для бога все возможно.
— Какой я архиерей? — продолжал тихо преосвященный. — Мне бы быть деревенским
священником, дьячком… или
простым монахом… Меня давит всё это… давит…
Ехали с нами еще аптекарь,
священник, два зауряд-чиновника и четыре сестры милосердия. Сестры были
простые, мало интеллигентные девушки. Они говорили «колидор», «милосливый государь», обиженно дулись на наши невинные шутки и сконфуженно смеялись на двусмысленные шутки главного врача и смотрителя.
«
Простой гроб и один
священник… довольно для напутствования его праха в ту землю, из которой он взят».
Фока вел во все время своего служения, сначала
простым сельским
священником, а потом благочинным.
За этим следует другая встреча. На сей раз отец Фока встречает опять того же митрополита Филарета, но уже довольно много лет спустя, именно в 1845 году, — а отец Фока теперь уже не
простой молодой
священник, а благочинный.